Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава двадцатая

ОТ ФЕВРАЛЯ ДО ОКТЯБРЯ

1. Сионисты России в борьбе с антисионистами

Недолго длилась пришедшая с Февральской революцией "политическая весна". Всего только восемь месяцев пользовалось население России демократическими свободами, чтобы затем оказаться в кандалах тирании еще более жестокой, чем прежняя. Сначала никто не чувствовал приближения конца демократического строя, и жизнь шла в соответствии с новыми свободными порядками, пока 25 октября (7 ноября) не грянул большевистский переворот.

За восемь месяцев между февралем и октябрем сионистское движение развило большую активность. После Седьмого съезда новый Центральный Комитет с подъемом приступил к работе в духе принятых резолюций, в уверенности, что с победой революции настал {369} звездный час не только для России, но и для русского еврейства, и началась эпоха национального возрождения всего еврейского народа.

Работа велась с энтузиазмом и огромной энергией и проходила, в основном, в сфере "гегенвартсарбейт", то есть в решении местных нужд и заселения Эрец-Исраэль.

Были созданы кооперативы желающих переселиться в Страну, акции этих кооперативов распространялись среди широких масс сочувствующих, наладилась деловая информация общественности о положении в Палестине и развернулась кампания в пользу Керен Каемет. Велась большая работа среди населения по подготовке к выборам в общегосударственные, городские и в национальные еврейские представительные учреждения: Всероссийское Учредительное Собрание, которое должно было принять конституцию демократической России; муниципальные органы; еврейские общины на местах и, наконец, как самое важное, — на Всероссийский еврейский съезд, о созыве которого постановил Седьмой съезд сионистов России.

Во второй половине июля 1917 года в Петрограде состоялось предварительное совещание представителей еврейских политических партий и общественных течений по вопросу созыва еврейского съезда. Кроме представителей столицы, в нем участвовали делегаты других крупных городов с еврейским населением не менее 50 тысяч человек: Одессы, Екатеринослава, Харькова, Москвы, Киева, Бердичева, Минска, Гомеля, Витебска, Бобруйска, Елизаветграда, Кременчуга. Предполагалось, что будущий съезд должен сыграть роль учредительного собрания еврейства России, так чтобы его решения легли в основу требований, которые евреи предъявят Всероссийскому Учредительному Собранию.

Временное Правительство проявило понимание национальных требований русского еврейства, как они были сформулированы сионистами. Зато многочисленные трудности обнаружились внутри самой еврейской общественности, так как антисионистские течения всех оттенков, справа и слева, старались по возможности {370} обкорнать национальные требования, выдвинутые сионистами. На предварительном совещании был поставлен на обсуждение вопрос о программе работы съезда. Основные разногласия выявились по двум центральным пунктам: национальная автономия — ее содержание и объем, и вопрос об Эрец-Исраэль.

Главным противником сионистов был социал-демократический и антисионистский Бунд, который наотрез отказывался включить в программу работы съезда вопрос о Палестине. Вдобавок, между сионистами и членами Бунда имелись серьезные расхождения во взглядах на само понятие еврейской национальности.

Программа Бунда по национальному вопросу ограничивалась требованием "национальной культурной автономии" для русских евреев, причем содержание этой формулы было крайне минималистским: оно сводилось к требованию признания идиш языком еврейской культуры и просвещения (в то время как иврит и основанная на иврите культура яростно отвергались).

Представители Бунда утверждали, что нет ни места, ни оправдания еврейской обособленности, поскольку в демократической России будет гражданское равноправие и государственные учреждения, заботящиеся обо всех гражданах России, позаботятся и о евреях. Бунд также категорически отвергал точку зрения сионизма на единство еврейского народа во всех частях диаспоры, независимо от мест его проживания. Исходя из этого, бундовцы не принимали и предложения сионистов рассмотреть на съезде положение евреев в других странах для оказания им помощи (в Польше, фактически уже отрезанной от России, в Румынии и т. д.).

Бундовцы считали, что евреи в своей гражданской и общественной жизни принадлежат странам их проживания, и нет между ними никакой связи, поскольку не существует единого в национальном смысле еврейского народа.

Поэтому сионистская гипотеза об избавлении и возрождении еврейского народа в Эрец-Исраэль просто лишена всякой почвы и является выражением реакционных устремлений еврейской {371} буржуазии.

Судьба русских евреев связана с достижениями русской революции, а посему все силы и энергия евреев должны быть направлены на укрепление революции. Попытка отвлечь евреев от этого их долга с помощью ложных фантазий о создании еврейского государства в Палестине является контрреволюционной.

Сионисты отвечали, что их положительное отношение к русской революции и ее успехам не нуждается в доказательствах и не подлежит сомнению; они убеждены, что поражение революции приведет к крушению всех национальных надежд евреев России, поставив под угрозу также их гражданское равноправие. Однако нельзя ограничивать жизнь евреев одной только областью культуры. В еврейской национальной жизни есть много своей специфики, порождающей и специфические нужды. Эти нужды невозможно полностью удовлетворить с помощью одних только национальных еврейских учреждений автономного характера, таких, как еврейские общины. Есть еще проблемы просвещения и культуры, экономики, здравоохранения, социальной помощи, профессионального обучения, эмиграции и управления ею.

Потому—то сионисты выдвинули требование более обширной национально-персональной автономии для евреев России, в противовес национальной программе Бунда, сводившейся к требованию в пользу языка идиш. Сионистские делегаты подчеркнули также: немыслимо, чтобы съезд, который соберется в военное время, игнорировал бы вопросы, поставленные войной перед всеми малыми и угнетаемыми народами.

Все они теперь выступают со своими требованиями, ориентируясь на мирную конференцию по окончании войны; не поставить на повестку дня съезда такие вопросы, как положение евреев в диаспоре и их права на Палестину, — значит расписаться в собственном ничтожестве и отсутствии чувства национального достоинства.

Сионисты не просят, чтобы совещание, подготавливающее съезд, приняло какие-либо решения по данным вопросам; требование состоит лишь в том, чтобы эти вопросы были подняты на {372} съезде, который будет созван на основе демократических выборов. Что до утверждения бундовцев, будто сионисты представляют мнение меньшинства и что еврейские массы не пойдут за сионистскими утопиями, то если так, чего же им, антисионистам, бояться?

Сионисты готовы на риск поражения, лишь бы вопрос был вынесен на съезд. Пусть Бунд явится и ведет на съезде борьбу против сионизма и его стремлений. Сионисты заинтересованы в участии Бунда в съезде.

Однако Бунд и другие антисионистские течения считали так: их согласие на то, чтобы вопрос о будущем Палестины фигурировал на съезде отдельным пунктом, будет означать заведомое признание требований сионизма. Атмосфера на совещании накалилась, однако сионисты стремились избежать разрыва и были готовы к компромиссу.

Когда же и представители Бунда убедились, что им не удастся настоять на снятии вопроса о Палестине, они объявили, что их сопротивление не носит ультимативного характера, они только не могут согласиться с выделением этого вопроса в отдельную тему. Договорились, что вопрос о Палестине будет обсуждаться вместе с вопросом о положении евреев в мире и их правах в других странах.

От имени сионистов И. Гринбаум сказал, что, будучи заинтересованными в сотрудничестве на съезде всех общественных сил русского еврейства, сионисты снимают свое требование об отдельном обсуждении пункта о Палестине, на что представитель Бунда ответил, что, хотя его партия относится отрицательно к включению вопроса о Палестине и сионизме в программу съезда, она готова, за отсутствием другого выхода, принять предлагаемый компромисс.

Свое согласие на компромисс бундовцы предварили условием: Палестина должна быть упомянута в соответствующем разделе не на первом месте, а после Польши, как бывшей русской территории... Сионисты приняли и это условие, потому что были уверены, что на съезде вопрос об Эрец-Исраэль все равно окажется центральным, независимо от того, каким он будет стоять на повестке дня. Формулировка, {373} одобренная обеими сторонами, гласила: "Включить в повестку дня съезда вопрос об обеспечении гражданских и национальных прав евреев: а) в Польше, где недавно провозглашена независимость; б) в Палестине; в) в Румынии".

После того как договорились о программе работы съезда, был достигнут компромисс и по вопросу о составе организационного комитета, куда вошли представители всех течений и несколько беспартийных. Организационному комитету была поручена подготовка выборов делегатов съезда.

В начале сентября 1917 года комитет опубликовал Положение о выборах на Всероссийский еврейский съезд, согласно которому избирательным правом, активным и пассивным, пользовался каждый еврей — гражданин России, начиная с двадцатилетнего возраста. Выборы были назначены на начало декабря; однако тем временем произошел октябрьский переворот и положил конец недолговременному демократическому строю. Тем не менее, поскольку тоталитарный режим еще не успел достаточно укрепиться, организационному комитету удалось в конце января 1918 года провести выборы делегатов на Всероссийский еврейский съезд. За списки сионистов на этих выборах было подано около двух третей голосов, но сам съезд не состоялся, потому что большевистские власти не допустили его проведения.

Сионистские списки завоевали большинство голосов и на выборах в еврейские общины и на городских выборах. Все это, и особенно выборы на еврейский съезд, которому, по своей сути, предстояло стать первым собранием еврейских парламентариев в истории России, ярко продемонстрировало, как велика была преданность русского еврейства делу сионизма и Эрец-Исраэль.

Большого успеха сионисты добились также на выборах во Всероссийское Учредительное Собрание в конце ноября 1917 года, уже после большевистского переворота.

Большевики не препятствовали выборам по двум причинам. Во-первых, они сами все время {374} требовали созыва Учредительного Собрания, а диктаторская их власть еще не была настолько крепка, чтобы можно было себе позволить публично отказаться от требований и обещаний, с которыми они лишь недавно выступали. И во-вторых, большевики надеялись, что за них проголосует большинство. Но оказалось, что большинство голосов — около 60 % — народ отдал партии эсеров, а большевики собрали лишь 25 % голосов.

На выборах в Учредительное Собрание сионисты шли в едином — и единственном — еврейском национальном списке вместе с беспартийными. Из него в Учредительное Собрание прошли семь депутатов, в том числе шесть сионистов: в Минской губернии — Юлиус Бруцкус, в Подольской — Александр Гольдштейн, в Херсонской — Владимир (Зеэв) Темкин, в Бессарабии — д-р Яаков Бернштейн-Коган, в Могилевской губернии — раввин Яаков Мазе, в Киевской — М. Н. Сыркин; седьмым, также избранным в Херсонской губернии, стал адвокат Оскар Грузенберг (один из защитников Бейлиса), вошедший в список в качестве беспартийного кандидата.

Грузенберг не был сионистом, но поддерживал национальные требования сионистов и обязался примкнуть к еврейской национальной фракции, которая будет образована в Учредительном Собрании.

Учредительное Собрание было созвано в Петрограде 5 января 1918 года, его председателем был избран Виктор Чернов, лидер партии эсеров, чья фракция набрала подавляющее большинство голосов. Чернов стал первым и последним председателем этого первого всероссийского парламента, потому что в ту же ночь, как известно, Учредительное Собрание было разогнано большевиками с помощью вооруженных отрядов.

Парламент с подавляющим перевесом инакомыслящих, хотя и социалистов, был недопустим в глазах новых правителей, чьим лозунгом была "диктатура пролетариата". Так оказались похороненными и надежды русского еврейства на создание выборных органов национального самоуправления, на широкую сионистскую {375} деятельность и активное участие в строительстве Эрец-Исраэль.

Здесь следует отметить, что в отличие от социал-демократов марксистов — как меньшевиков, так и большевиков, — эсеры проявляли, в общем, положительное отношение к еврейскому национализму.

В статье "Национальное угнетение и революционный социализм", опубликованной в центральном органе партии эсеров "Революционная Россия" (который издавался в Женеве и тайно ввозился в Россию), Виктор Чернов еще в 1903 году писал о существовании целого народа, а именно еврейского народа, лишенного собственной сплошной территории и повсюду проживающего в рассеянии, под боком у других наций, волею истории постоянно живущих на своей земле. Разумеется, это не лишает еврейский народ права на самоопределение и автономное культурное развитие, которые партия эсеров за ним признает, как за любой другой нацией (Во всех нелегальных газетах авторы не подписывались под своими статьями. Однако журнал "Социалист—революционер", редактировавшийся Виктором Черновым, впоследствии сообщил, что автором вышеупомянутой статьи был лидер партии Виктор Чернов.).

В том же духе Виктор Чернов высказался по этому вопросу и по прошествии пятнадцати лет, в своей вступительной речи на открытии первого и последнего пленарного заседания Всероссийского Учредительного Собрания. Провозгласив предоставление национальных прав всем населяющим Россию малым народам, Чернов сказал и о еврейском народе, назвав его "народом—пасынком", преследуемым больше всех других народов, народом, который по сей день служит козлом отпущения для всех эксплуататоров всего мира. На этот народ они пытались направить всю горечь и гнев трудящихся масс, чего бы не удалось проделать с любым другим народом, ибо у всех наций, без исключения, подавляющее большинство населения составляют трудящиеся массы. У еврейского народа, не имеющего {376} собственной территории, будет полное право в пределах Российской республики, равно со всеми другими народами, развивать свои национальные органы самоуправления и выражать там волю трудящихся.

Эта часть речи Чернова приведена и в книге его мемуаров "Еврейские деятели в партии социалистов—революционеров", изданной (на идиш) в Нью-Йорке в 1948 году.

Там он, в частности, рассказывает, что Шломо 3. Ан-ский (еврейский писатель и фольклорист, активный деятель партии эсеров), избранный по эсеровскому списку, заготовил тогда специальную декларацию о правах евреев, чтобы провозгласить ее с трибуны Учредительного Собрания. Однако, услыхав слова Чернова, он отказался от своего намерения, заявив, что нет надобности для еще одной декларации, ибо Черновым все уже сказано, а свой проект еврейской декларации он просто спрячет в личный архив (В описываемое время эсер Ан-ский уже давно тяготел к сионизму и, по свидетельству профессора Бен-Циона Динура, был пылким сторонником идеи Жаботинского насчет создания еврейского легиона. Ан-ский покинул большевистскую Россию и переехал в Польшу; сначала жил в Вильно, потом в Варшаве. Умер в 1920 году. Виктору Чернову пришлось скрываться от преследований ЧК. Он бежал из России в 1922 году. Умер в Америке в 1952 году.).

2. Декларация Бальфура

Российские сионисты в своем большинстве поддерживали линию нейтралитета, принятую сионистским исполкомом с началом войны. Такое отношение было продиктовано прежде всего опасениями за судьбу еврейского ишува в Палестине, отданного под бесконтрольную власть жестокого турецкого режима, а также из желания по возможности сберечь целостность и единство сионистского движения, участники которого {377} находились по разные стороны фронтов. Эта политическая линия отразилась и в речах вождей движения (Членова, Усышкина и других) на Седьмом сионистском съезде. Тем не менее они пристально следили за тем, как развиваются события в Лондоне в результате политических усилий Вейцмана и его сподвижников. Подъем сионистского движения в России как раз в момент победы революции должен был укрепить — и действительно в немалой степени укрепил — позиции Вейцмана и Соколова в их борьбе за признание английским правительством права еврейского народа на Палестину как на свой национальный очаг. Таким образом, есть серьезные основания считать, что то важное и решающее место, которое занимал сионизм в жизни русского еврейства, явилось существенным фактором в решении британского правительства, нашедшем выражение в Декларации Бальфура.

Вейцман вошел в контакт с Бальфуром еще в конце 1914 года и с тех пор поддерживал с ним связь по вопросу о будущей судьбе Эрец-Исраэль. В 1915 году Бальфур был главой адмиралтейства, а в 1916 году получил портфель министра иностранных дел в правительстве Ллойд-Джорджа. В конце июня 1917 года Вейцман, в сопровождении лорда Лайонела Уолтера Ротшильда, нанес визит Бальфуру и во время беседы высказался в том смысле, что пришло время обнародования официальной правительственной декларации о поддержке Великобританией требований сионистов относительно Палестины.

Бальфур предложил Вейцману представить ему проект соответствующей декларации для внесения в правительство. С учетом такого важного поворота событий была создана консультативная политическая комиссия при Вейцмане и Соколове. В комиссию вошли видные английские сионисты, а также российские, жившие в то время заграницей. Среди последних следует назвать Ахад-Гаама и Акиву Яакова Эттингера, занимавшего пост главного агронома Национального фонда и считавшегося одним из крупнейших специалистов по Эрец-Исраэль.

{378} В начале июля 1917 года Вейцман пригласил в Лондон Членова участвовать в политических усилиях и представлять там российский сионизм. Для Членова это была вторая поездка в Европу на сионистскую работу. Невзирая на тяжелую болезнь и уговоры друзей не подвергать опасности свое и без того пошатнувшееся здоровье, Членов откликнулся на призыв Вейцмана, считая себя не вправе устраниться от переговоров, в которых решалась судьба сионизма и Эрец-Исраэль. Его присутствие в Лондоне было особенно важно, т. к. Сионистская организация России была самой крупной и являлась самой авторитетной не только в глазах сионистов Запада, но и в глазах политиков великих держав.

Переговоры в Лондоне близятся к успешному завершению, официальное заявление ожидается со дня на день, и недопустимо, чтобы российский сионизм не сказал своего слова в эти решающие минуты, — так отвечал Членов своим друзьям и товарищам. Когда его друг, член Центра, адвокат Яаков Клебанов заметил ему, что при таком состоянии здоровья поездка невозможна. Членов ответил со спокойной, слабой улыбкой: "Мне бояться нечего...

Я человек обреченный, и смерть уж совсем близко стоит за моей спиной. Я знаю, что жить мне осталось недолго, и Бог знает, как я доеду и доеду ли вообще. Неужели вы полагаете, что я могу теперь не поехать, когда меня требуют туда? Неужели я должен предпочесть смерти на сионистском посту смерть в санатории под Москвой?"

И рассказывая об этом ответе Членова, Клебанов добавляет: "Мы знали, что он страдает злокачественным заболеванием и, как врач, прекрасно понимает свое положение. Я, однако, не ожидал услыхать столь суровый приговор самому себе, не представлял, что спокойно и с жестокой уверенностью будут произнесены такие слова, слова полного отказа от личной жизни во имя идеи.

Смущенный и потрясенный, я пытался извлечь из себя какое-то невнятное ободрение, даже шутливым словцом хотел как-то смягчить всю беспощадность его обращения с собой; но когда я взглянул на {379} Членова, на черты его лица, внезапно похудевшего и заострившегося, на взгляд его глаз, обращенных вовнутрь, в себя, — язык мой онемел, и я протянул ему руку в прощальном привете" (Яаков Клебанов, "Последняя встреча". В "Книге памяти Членова").

И действительно, Членов безвременно скончался 31 января 1918 года, спустя три месяца после оглашения Декларации Бальфура. На траурном митинге, организованном Сионистской организацией в Москве на "шлошим" — тридцатые сутки после кончины, — с речами выступили представители всех направлений в сионизме, а также представители других общественно-политических течений в еврействе России. Александр Гольдштейн сказал:

"Членов был человек обреченный, и если бы он не уехал в Лондон, мы, быть может, на Московском Драгомиловском кладбище говорили бы сегодня все то, что говорим здесь. Но мне кажется, что если бы Членов умер в Москве, то еще и другою скорбью были бы полны наши сердца. У нас бы тогда не было сознания, что все же Членову было дано пережить в последние месяцы самое великое счастье его жизни. Он достиг публичного признания наших стремлений в английской декларации".

Выехав из России летом 1917 года. Членов по дороге в Лондон задержался в Стокгольме и прибыл в Лондон только в октябре. Стокгольм также был местом важной политической деятельности сионистов, хотя и не столь решающей, как в Лондоне. В Стокгольме был центр международной социалистической борьбы, в которой участвовали представители всемирного союза Поалей Цион: Шломо Капланский, Берл Локер и Леон Хазанович (как упоминалось, за исключением российской социал-демократической партии Поалей Цион, все другие партии Всемирного союза сотрудничали с сионистским конгрессом).

Из-за мировой войны деятельность международного бюро Интернационала прекратилась, но социалистические партии нейтральных стран несколько раз во время {380} войны устраивали встречи своих представителей. Февральская революция явилась мощным стимулом для новой попытки организоваться в международном масштабе, и 3 мая 1917 года в Стокгольме был создан Голландско-Скандинавский комитет социалистических партий Голландии, Швеции, Дании и Норвегии. Секретарем комитета стал Камиль Гюисманс, бельгиец (Бельгия еще в начале войны была оккупирована немецкими войсками, нарушившими нейтралитет этой страны, чтобы, заняв ее, напасть на Францию). Голландско-Скандинавский комитет поставил своей задачей войти в контакт с социалистическими партиями воюющих стран, определить позицию относительно условий заключения мира, а также восстановить Интернационал. Представители Всемирного союза Поалей Цион активно поддерживали работу комитета. Они представили ему меморандум по еврейскому вопросу в странах диаспоры и по вопросу еврейского поселения в Палестине.

Ввиду этой деятельности представителей Поалей Цион Членов задержался в Стокгольме и вместе с ними разрабатывал формулировку еврейских требований. Он встретился с секретарем комитета Камилем Гюисмансом и также вел с ним переговоры по этому поводу. Совместные усилия Членова и деятелей Поалей Цион привели к важным результатам. 10 октября 1917 года Голландско-Скандинавский комитет опубликовал свой мирный манифест, на основе требований разных народов. В частности, комитет требовал "международного решения еврейской проблемы, национально-персональной автономии в тех областях России, Австрии, Румынии и Польши, где сконцентрированы еврейские массы; защиты еврейского поселения в Палестине". В приложении к манифесту, кроме того, говорилось, что "развитие еврейского поселения в Палестине должно быть обеспечено международным правом".

Когда в мае 1917 года переговоры с правительством Великобритании вошли в практическую стадию, Вейцман регулярно информировал сионистский Центр в {381} России о положении дел. Однако не все члены Центрального Комитета разделяли мнение, что необходимо установить одностороннюю политическую связь с Англией и государствами Антанты в целом, в противовес странам Центральной Европы (Германии, Австрии) и Турции, потому что существует опасность для еврейского ишува в Эрец-Исраэль. Раздавались голоса, утверждавшие, что соблюдение политики нейтралитета предпочтительнее даже ясного английского обещания предоставить евреям национальный очаг в Палестине. Усышкин говорил, что следует воздержаться от принятия окончательного решения по этому вопросу, пока не выяснится, кто возьмет верх в войне. Трудно принять английский план, пока Эрец-Исраэль продолжает оставаться в руках у турок. Нельзя также полагать, что Германия будет разгромлена до такой степени, что примет навязанные ей мирные условия.

Членов же был такого мнения, что на мирной конференции решающее слово будет принадлежать Америке, Англии, Франции, Италии и России. Отказ от предложения Англии на сей раз явится невосполнимой потерей. Сионисты однажды уже отвергли обращение Англии в случае с Угандой. Но теперь дело идет не об Уганде, а об Эрец-Исраэль.

От Германии сионизм не получит ничего и не заслужит ее благодарности, даже если снова отвернется от Англии. Что касается Турции, то если она и не окажется совершенно обессиленной и удержит в своих руках Палестину, следует учесть, что Турция и впредь будет зависеть от великих держав. Она постарается избавиться от немецкого ига и тем самым неизбежно попадет в орбиту английского влияния. Американские дипломаты также всегда будут иметь вес в Константинополе. Правда, и Членов видел опасности, которыми нельзя пренебрегать, но все-таки считал, что на сей раз предложение Англии необходимо принять безоговорочно.

После затяжного тяжелого спора Центр российских сионистов постановил послать сионистам в Лондон положительный ответ по поводу английского {382} предложения. За это решение проголосовали И. Л. Гольдберг, И. Розов, И. Членов. Усышкин проголосовал против. А. Гольдштейн и Л. Яффе воздержались. Обсуждение это состоялось в Москве за три недели до созыва Седьмого сионистского съезда в Петрограде.

В конце мая 1917 года переговоры с правительством Великобритании достигли решающего этапа, уже было широко известно, что ведущие английские политики приняли план Вейцмана относительно еврейской Палестины под властью Англии.

И вокруг этого разыгралась настоящая буря в еврействе Англии, что характерно для общественной жизни нашего народа. Бурю вызвали духовные наследники реформистских раввинов. Ассимилированных евреев, этих "англичан Моисеевой веры", бросило в дрожь, когда они узнали, что сионисты добиваются от правительства признания за евреями права на национальный очаг в Палестине. Правда, среди еврейской общественности Англии они находились в меньшинстве, но зато в эту группу входили чрезвычайно влиятельные люди: Эдвин Монтегю, министр по делам Индии; Люсьен Вольф, журналист, политик и историк;

Клод Монтефиоре, литератор и общественный деятель, один из вождей реформистского еврейства, родственник Моше Монтефиоре, и другие. Они не ограничивались внутренними спорами в рамках еврейской общественности — они атаковали действия Вейцмана и его товарищей со страниц английской печати и в правительственных кругах.

Они яростно боролись против любой декларации, которая признала бы в евреях нацию. В своих воспоминаниях Вейцман называет этих людей "внутренними врагами". Страх перед проблемой "двойной лояльности" лишал их покоя, и они затянули старую песню, что евреи не нация, а всего лишь религия, и нечего поэтому говорить о еврейском национализме.

Февральские события в России вооружили их дополнительным аргументом: падение царизма и приход к власти демократического правительства во главе с социалистом Керенским, заявляли они, положили конец {383} еврейской проблеме в России и ликвидировали причины, заставлявшие евреев эмигрировать оттуда. А поскольку русское еврейство, являвшееся основной базой сионистского движения, в нем больше не нуждается, у сионистов нет отныне никакой опоры в еврействе.

Однако действительность еврейской жизни в России в дни Февральской революции разбила этот их "практический" довод, подобно тому, как вся еврейская история опровергала их идейные аргументы. Как сказано, сионизм никогда еще не переживал такого расцвета в среде русского еврейства, как в период революции. Об этом правительству в Лондоне докладывали из России английские дипломаты.

Борьба между сионистами и ассимиляторами в английском еврействе была ожесточенной и упорной. Хотя ассимиляторам не удалось предотвратить опубликование Декларации, они все-таки добились определенного ослабления ее формулировок. Вместо принципа "признания Палестины в качестве национального очага еврейского народа", как значилось в предварительной формуле, согласованной с премьер-министром Ллойд-Джорджем и министром иностранных дел Бальфуром, в Декларации стояло: "Национальный очаг для еврейского народа в Палестине".

Разница между двумя вариантами очевидна и не требует комментариев. Вейцман в своих воспоминаниях замечает, что ему не была предоставлена возможность изложить взгляды сионистов перед военным кабинетом, который должен был утвердить окончательный текст, в то время как позиция антисионистов защищалась в кабинете в самой энергичной форме министром Монтегю. И, тем не менее, говорит Вейцман, "даже этот, второй, вариант, при всех его усечениях и выхолощенности, был гигантским событием в истории рассеяния евреев".

Декларация правительства Великобритании по поводу создания национального очага еврейского народа в Палестине, известная под именем "Декларации Бальфура", была оглашена 2 ноября 1917 года. Бальфур, {384} министр иностранных дел тогдашнего английского правительства, писал лорду Ротшильду:

"Министерство иностранных дел, 2 ноября 1917 года.

Дорогой лорд Ротшильд,

С большим удовольствием передаю Вам от имени Правительства Его Величества нижеследующую декларацию о симпатии к еврейско-сионистским чаяниям, внесенную в кабинет и утвержденную им:

"Правительство Его Величества благожелательно относится к основанию национального очага еврейского народа в Палестине и сделает все от него зависящее, чтобы облегчить осуществление этой цели, исходя из ясного понимания, что не будет предпринято ничего такого, что может нанести ущерб гражданским либо религиозным правам нееврейских общин, существующих в Палестине, либо правам и статусу, которым пользуются евреи в любой другой стране".

Я буду Вам признателен, если Вы доведете до сведения Сионистской федерации данную декларацию.

Преданный Вам Артур Джеймс Бальфур".

 

Фраза насчет "прав и статуса евреев в любой другой стране" отражала страх ассимилированных евреев перед своим будущим; как бы им не повредило признание евреев особой нацией.

Если, в конечном счете, мы сравним главный параграф Базельской программы, где речь идет о создании для еврейского народа национального очага в Палестине, с Декларацией Бальфура, то увидим, что текст этого параграфа двадцать лет спустя оказался включенным в декларацию английского правительства. Можно, таким образом, сказать, что, с исторической точки зрения, к Декларации Бальфура вел путь, хоть и не прямой, от Первого сионистского конгресса.

Нет сомнений, что английский термин "Нешенэл хоум" в тексте Декларации тождествен немецкому "Хаймштетте" из Базельской программы. И еще одно можно с уверенностью предполагать: создатели Базельской программы (Герцль и его сподвижники) и вдохновители {385} Декларации Бальфура (Вейцман и его товарищи) имели в виду еврейское государство (так это трактовали и поддерживавшие их видные политики), хотя и не заявляли об этом открыто, руководствуясь политическими расчетами и опасениями, как бы такая формулировка не повредила делу.

Существуют различные мнения о намерениях английского правительства в момент оглашения Декларации. Одни подчеркивают симпатии английских высокопоставленных деятелей к идеям сионизма и традицию поддержки этих идей, сложившуюся еще до политического сионизма и до Первого сионистского конгресса в Базеле.

Памятны имена англичан-христиан Эдуарда Казалетта и Лоуренса Олифанта — "провозвестников Сиона", которые опубликовали план поселения евреев в Палестине (1880, 1879 гг.), писательницы Джордж Элиот, автора романа "Даниэль Диронда" (1876 г.) и других.

Некоторые, напротив, говорят, что не следует приписывать британским политикам никаких сантиментов, что в деле с Декларацией английское правительство руководствовалось лишь трезвым эгоистическим расчетом, как об этом свидетельствовала потом двуличная политика мандатных властей во все годы их правления в Палестине; только из политических соображений наши национальные органы в Стране и сионистское руководство заявляли о будто бы существующих разногласиях между мандатными властями в Иерусалиме и Лондоном...

На деле британские власти в Иерусалиме проводили политику, продиктованную лондонским правительством. Но, так или иначе, историческое значение Декларации Бальфура для возрождения еврейского народа на его исторической родине бесспорно: с ее оглашением еврейский народ впервые в новейшей истории вышел как национальный коллектив на международную арену, и сионизм из внутреннего еврейского дела превратился в фактор международной политики. В этом смысле Декларация явилась важным этапом на пути возникновения Государства Израиль тридцать лет спустя.

{386} 18 декабря 1917 года, через девять дней после освобождения Иерусалима от турок английскими войсками, в Лондоне было опубликовано воззвание к еврейскому народу во всем мире за подписями Членова, Соколова и Вейцмана (воззвание написал Членов). Там, в частности, говорилось:

"Декларация вручает еврейскому народу ключ к свободе и счастью. Отныне все зависит от еврейского народа и только от него одного. Декларация — это порог при вратах входа в Эрец-Исраэль. Она несет в себе великое воздаяние еврейскому народу за все невзгоды, пережитые им на протяжении тысячи восьмисот лет. ... Надо снова приступить к работе, с обновленными силами и при помощи новых средств. ... Нам нужны новые мысли, новые слова и новые действия".

 

Воззвание призывает еврейский народ к объединению всех сил во имя своего избавления от жизни в галуте и во имя строительства Страны.

Весть о Декларации Бальфура достигла России уже в первые дни большевистского переворота. Центральный Комитет сионистов России опубликовал пламенное заявление, в котором торжественно сообщал о великом историческом событии и призывал евреев к усиленной сионистской деятельности. Русская общественность также придавала Декларации большое политическое значение, и в русской демократической печати (еще не ликвидированной большевиками) появились благожелательные отклики на это событие.

Декларация вызвала у еврейского населения во всех концах России и на Украине мощный сионистский подъем. Еврейские массы были охвачены радостью и неописуемым энтузиазмом. В Москве и Петрограде состоялись большие митинги и демонстрации, то же самое и в провинциальных городах. На улицы Одессы с флагами и песнями вышло около 150 тысяч человек, и шествия продолжались весь день. Во главе демонстрации шагал М. Усышкин (который в мае еще голосовал за прекращение переговоров с английским правительством из опасения, что они повредят еврейскому {387} ишуву в Стране и сионизму как всемирному движению).

Шествие останавливалось перед консульствами стран Антанты, консулы выходили к участникам и обращались к ним с торжественными приветствиями. То же происходило в Киеве, Екатеринославе, Херсоне, Харькове, в Подолии, в Минской и Витебской губерниях, в городках и местечках. Всюду шли праздничные богослужения в синагогах и проводились массовые митинги.

Антисионистский Бунд пытался, как только возможно, умалить значение Декларации Бальфура, но это ему не удалось: люди не обращали внимания на листовки и прокламации, которые бундовцы раздавали на улицах. Английские консулы были немало поражены беспримерным энтузиазмом еврейских масс и в подробных отчетах английскому правительству о том, как русское еврейство встретило Декларацию, писали, что сионисты создали в России атмосферу проанглийских настроений.

Консулы также замечали, что если бы Декларация была оглашена раньше, это, возможно, повлияло бы на ход революции в России.

В двух сионистских изданиях — "Петроградер Тагблат" (на идиш) и "Рассвете" — появилась анонимная статья под названием "Начало избавления", посвященная Декларации Бальфура. (Ее автор, Ицхак Гринбаум, впоследствии рассказал об этом в своей книге "Сионистское движение в развитии".)

"Всего несколько строк. Осторожные, сдержанные слова. Это не декларация вторгнувшегося в страну военачальника, желающего завоевать доверие жителей; не воззвание, а заявление правительства, которое отвечает за свои слова и не намерено вводить в заблуждение, путать. Всего несколько строк, выверенные обороты, и из них встает начало избавления, начало осуществления наших новодревних надежд, наших чаяний.

Вероятно, так воспринимался в древние времена текст персидского дозволения восстановить из развалин Храм и Иерусалим. Немногие, сдержанные слова, почти потонувшие в рассказе об этом событии, дошедшем до нас {388} в библейских книгах. А ведь на основании этого разрешения было восстановлено Второе Израильское Царство, которое сыграло столь важную роль в мировой истории и так много дало всему человечеству".

В заключении говорилось:

"Почти два тысячелетия ждали мы этого часа. Два тысячелетия ужасного изгнания. И вот пришел час начала избавления. Британская декларация, как трубный рог, призывает нас к возрождению и восстановлению. И мы поднимемся, соберем все силы, дабы быть достойными этого великого исторического часа, дабы быть мужественными, проникнутыми могучей волей, готовыми к самопожертвованию и действию".

Это было точное выражение настроений, царивших в сионистском движении в России. Но развитие событий свело на нет волю и стремления этого движения и русского еврейства. Октябрьский переворот большевиков, свержение демократии и установление диктатуры, затяжная гражданская война, погромы на Украине, в которых погибло около 150 тысяч евреев, преследование советским режимом сионизма и любых проявлений еврейского национализма и культуры — все это подавило русское еврейство и напрочь отрезало его от участия в воплощении сионизма и строительстве Страны. Но в дни "сионистской весны", переживаемой еврейством России, никто себе не представлял, да и не мог предвидеть разгрома, который готовила еврейству и его надеждам большевистская диктатура.

3. Еврейские войсковые части

Как уже было рассказано, Жаботинский и Трумпельдор совместно действовали в Александрии (Египет), стараясь организовать еврейскую боевую часть в рядах британской армии. Было это в начале войны, еще до того как британское верховное командование приняло решение о наступлении в Палестине, и военные власти отказали в создании еврейской боевой части, {389} предложив создать транспортный отряд для посылки на один из фронтов, необязательно в Палестину. Жаботинский отверг это предложение наотрез, но Трумпельдор его принял, и так возник "Сионистский отряд погонщиков мулов" под командованием полковника Паттерсона и его заместителя Трумпельдора.

Отряд действовал на Галлиполийском полуострове, отличился эффективными действиями, преданностью идее и героическими поступками, заслужив похвалу и признание английских военных властей. Позднее, работая над воспоминаниями об истории легиона, участвовавшего в завоевании Палестины в конце мировой войны, Жаботинский без околичностей признал, что ошибся в своем отношении к транспортному отряду и что прав оказался Трумпельдор:

"Эти шестьсот "погонщиков мулов" потихоньку открыли новую эру в развитии сионистских возможностей. До тех пор трудно было говорить о сионизме даже с дружелюбно настроенными политическими деятелями: в то жестокое время, кому из них было до сельскохозяйственной колонизации или до возрождения еврейской культуры?

Все это лежало вне поля зрения. Маленькому отряду в Галлиполи удалось пробить в этой стене первую щель, проникнуть хоть одним пальцем в это заколдованное поле зрения воюющего мира. О еврейском отряде упомянули все европейские газеты; почти все военные корреспонденты, писавшие о Галлиполи, посвятили ему страницу или главу в своих письмах, потом и в книгах. Вообще, в течение всей первой половины военного времени, отряд этот оказался единственной манифестацией, напомнившей миру, в особенности английскому военному миру, что сионизм "актуален", что из него еще можно сделать фактор, способный сыграть свою роль даже в грохоте пушек.

Для меня же лично, для моей дальнейшей работы по осуществлению замысла о легионе, Zion Mule Corps сыграл роль ключа, открыл мне двери английского военного министерства, дверь кабинета Делькассэ в Париже, двери министерства иностранных дел в {390} Петербурге.

Но и чисто военная история Галлиполийского отряда тоже представляет собой яркую страницу в нашей книге военной летописи".

В середине апреля 1915 года, будучи в Александрии, Жаботинский получил телеграмму из Генуи от Пинхаса (Петра) Рутенберга, просившего о личной встрече.

Еще до отъезда из Рима в Александрию Жаботинский узнал от русского писателя Александра Амфитеатрова, что проживавший тогда в Италии известный революционер Рутенберг, член русской партии эсеров, в последнее время усиленно интересуется сионизмом и говорит, что вступление Турции в войну открывает перед евреями исключительные возможности. Жаботинский знал Рутенберга и историю его жизни понаслышке, лично знаком с ним не был и никогда не встречался. Получив от Рутенберга телеграмму, Жаботинский простился с Трумпельдором и отплыл в Италию. Рутенберг также был наслышан о личности Жаботинского, его деятельности в сионистском движении и месте, которое он там занимал. Поэтому Рутенберг и обратился к нему по делу, оказавшемуся, как вскоре выяснилось, общим для них обоих.

Зеэв, или как он был известен под своим русским именем Владимир Евгеньевич, Жаботинский был одной из наиболее крупных и блестящих фигур в русском сионизме, да и среди всей еврейской общественности России. Вейцман, который с 1923 года сделался самым резким и энергичным политическим противником Жаботинского в сионистском движении, в своей автобиографической книге упоминает его несколько раз; отмечая достоинства и недостатки Жаботинского, он пишет:

"Он явился к нам из Одессы в качестве вундеркинда. В 20 лет с небольшим он уже достиг значительной известности как русский журналист, писавший под псевдонимом "Алталена", и привлек к себе внимание таких людей, как Максим Горький и старик Лев Толстой. Он был также оратор Божьей милостью и знал {391} полдюжины языков. Но главное, чем он памятен, связано с основанием еврейского полка в Первую мировую войну, созданием ревизионистской партии и того, что зовется "Новой сионистской организацией".

Сионистской работе Жаботинский особенно отдался после Кишиневского погрома и в том же году (1903) был избран делегатом от Одессы на Шестой конгресс в Базеле. Во время угандийской полемики он был вместе с противниками Уганды и вместе с ними ушел из зала заседаний.

Очень скоро он стал одним из главных ораторов русских сионистов и имел огромное влияние на еврейскую учащуюся молодежь и русскоязычную еврейскую интеллигенцию. Его статьи, которыми зачитывались все, будили еврейское национальное сознание и призывали не склонять головы перед лицом антисемитов любого толка. В качестве члена редакции органа российских сионистов "Рассвет" (главным редактором которого был Авраам Идельсон) Жаботинский очень многое сделал для развития сионистской мысли и методов сионизма.

Он умело и энергично боролся с ассимиляторами, с антисионистским Бундом и с антисемитизмом.

Своими замечательными переводами на русский язык стихов Бялика он приблизил еврейскую (и не только еврейскую) интеллигенцию к новой еврейской национальной поэзии на иврите.

Что касается направления сионистского движения в России, Жабогинский выступил за синтез "гегенвартсарбейт" и работы в пользу Эрец-Исраэль, иначе говоря — за соединение борьбы за еврейские права в диаспоре с задачами, связанными с Эрец-Исраэль, как это было сформулировано в Гельсингфорсской программе, одним из творцов которой он являлся (вместе с И.Гринбаумом, А. Идельсоном и другими).

Верный ученик и сподвижник Жаботинского Иосеф Шехтман рассказывает, что он имел необыкновенные лингвистические способности и отличался талантом проникновения в дух каждого языка, который изучал. Он в совершенстве владел семью языками и достаточно хорошо знал еще несколько. Свои литературные {392} произведения — прозу и поэзию, а также многочисленные публицистические статьи — он создавал, в основном, на русском языке, но писал также на иврите, идиш и европейских языках. В России он работал до начала Первой мировой войны и сделал многое для возрождения языка иврит и основания сети еврейских школ.

Вот как описывает Жаботинский свою встречу с Рутенбергом в Бриндизи:

"Десятиминутной беседы оказалось достаточно, чтобы сговориться о главном. Хоть мы никогда и не переписывались, тут обнаружилось, что думали мы одну и ту же думу. И больше того: хотя в печати тогда еще не было ни одного слова ни о легионе вообще, ни об александрийских добровольцах, он почему-то знал наверное, что я работаю для этой цели; и я, хоть А. В. Амфитеатров в Риме не сумел мне объяснить, в чем заключались планы Рутенберга, тоже сразу понял из его короткой телеграммы, зачем ему нужно свидание со мною. Странно, откуда берется этот беспроволочный телеграф между людьми, которые, встретясь на улице, не узнали бы друг друга...".

Как свидетельствует Вейцман, Жаботинский и Рутенберг по-отдельности пришли к нему с одной и той же идеей насчет создания еврейской боевой бригады на стороне Англии; это было осенью 1914 года, вскоре после начала войны, еще до приезда Жаботинского в Александрию и его встречи с Трумпельдором. В период встречи с Вейцманом вся деятельность Рутенберга была сосредоточена на вопросе о еврейских войсках. Своим крупнейшим предприятием на благо Эрец-Исраэль — постройкой на Иордане электростанции для электрификации Страны — Рутенберг занялся лишь несколько лет спустя.

Во время встречи в Бриндизи Жаботинский и Рутенберг договорились, что необходимо сформировать бригаду из молодых евреев, выходцев из России, которых насчитывались тысячи в Англии, Франции и в нейтральных странах, а также в Америке, и что самый {393} подходящий компаньон в этом деле — Англия. Оба начали совместно действовать в Риме, затем Жаботинский поехал в Англию и Францию, а Рутенберг отправился в Америку. Еще находясь в Италии, Рутенберг написал на русском языке статью "Национальное возрождение еврейского народа", где, в частности, выдвинул и свою идею о сформировании еврейского боевого соединения на стороне стран Антанты, против Турции и Германии.

Рукопись он привез в Америку и вступил в переговоры с партией Поалей Цион по вопросу ее издания. Однако американские Поалей Цион, участвовавшие в сионистском конгрессе и входившие во Всемирную сионистскую организацию, соблюдали нейтралистскую линию, установленную сионистским руководством, и поэтому вычеркнули (с согласия автора) место, где говорилось о создании еврейского отряда. Статья была переведена на идиш и издана в Нью-Йорке летом 1915 года отдельной брошюрой (в Израиле она была выпущена на иврите с предисловием Ицхака Бен-Цви в первую годовщину смерти Рутенберга).

На брошюре на идиш значилось имя автора — Пинхас Бен-Ами: так подписывался теперь русский революционер Петр Рутенберг, который некогда был весьма далек от своих соплеменников и братьев, а теперь вернулся к ним после радикального пересмотра своего мировоззрения. Следует отметить, что к моменту написания своей работы Рутенберг еще не читал сочинений Пинскера и Герцля. Он пришел к сионизму самостоятельным путем и безоговорочно его принял. Вот некоторые мысли из его статьи:

"Евреи, рассеянные и разбросанные по различным русским социалистическим партиям, занимаются мировыми вопросами и заботятся обо всех народах, не только больших, но и малых: поляках, финнах, сербах, турках, армянах, арабах. Зато национальные интересы евреев являются для них "шовинистскими" и "реакционными".

Еврейские социалисты, аттестующие себя "идеологами русского пролетариата", не замечают и не чувствуют, что это вызывает пренебрежительное отношение к ним даже со стороны их товарищей — русских {394} социалистов. Почему же, в таком случае, еврею нельзя быть еврейским революционером, еврейским социалистом, борющимся с полным сознанием своего национального достоинства, как русский, французский, немецкий социалисты-революционеры?

Социализм международен, но отнюдь не космополитичен. Космополитизм — еврейское творение, творение людей безродных, бездомных, лишенных уверенности в завтрашнем дне. В свое время космополитизм сыграл свою роль, но время это прошло. И сколько бы мы, еврейские "русские социалисты", ни твердили, что являемся "русской секцией Интернационала", нас не будут считать русскими, ибо это неправда.

Мы растрачиваем наши силы и энергию на пустопорожние споры, к которым никто, кроме нас, не прислушивается, на "резолюции" и "лозунги" по поводу войны и мира, как будто война и мир зависят от наших лозунгов и решений. И мы не замечаем и не чувствуем, что все это не что иное, как опиум, бессознательно изобретенный нами, чтобы заглушить и остановить наши специфические еврейские муки, понятные только нам. Это муки, которые терзают душу и голодного еврейского революционера, и сытого еврейского банкира. Мы не видим и не замечаем, что в это страшное время наше тяжелое положение беженцев-эмигрантов превращается в унизительную льготу, порождающую презрение и ненависть к нам в сердцах бессчетных окружающих нас вдов и сирот, презрение и ненависть не как к русским, а как к паразитирующим евреям.

Велика ответственность каждого еврея, способного сделать что—то для своего народа. Велика его ответственность за каждый пустой день и час, за все, что сделано, и за все несделанное.

Государства, входящие в Антанту, провозгласили, что они воюют за культуру, за свободу малых народов. Наше национальное значение — материальное и духовное — не подвергается сомнению. По числу жертв, понесенных еврейским народом в этой войне, по количеству солдат, которых мы дали фронту, мы фактически являемся самым {395} внушительным союзником государств Антанты.

Наша доля больше, нежели доля Бельгии, Сербии и Черногории. Мы должны поэтому потребовать и добиться, чтобы этот факт был публично признан. Мы должны добиться официального признания представительства еврейского народа на мирной конференции, чтобы оно могло от его имени вести переговоры с правительствами заинтересованных стран и представлять интересы еврейского народа в официальном порядке. В этом направлении нам следует организовать и вести систематическую пропаганду в американской и европейской печати. Нашей целью будет — еврейское государство в Эрец-Исраэль и достойное человеческое существование во всех концах диаспоры на основе гражданского, политического и национального равноправия".

Рутенберг так описывал ход своих мыслей, который привел его, русского социалиста—революционера, к сионистскому мировоззрению:

"Я социалист и отдаю себе ясный отчет в том, что собираюсь содействовать воплощению сионизма, а не социализма; воплощению капиталистического еврейского государства, далекого от земного рая. И там у нас будут богатые и бедные, и горе, и несправедливость, и жестокость. Но все это будет нашим, продуктом нашей еврейской жизни, как у остальных народов. Наше будущее будет зависеть от нашей силы, нашей способности, борьбы. Положение прочих мест нашего рассеяния, которые по-прежнему останутся разбросанными по всем странам, будет зависеть от нашего положения в Эрец-Исраэль. И с нас хватит этого, ибо в этом все".

Рутенберг завершает статью следующими словами:

"Ежели мы, современные евреи, ныне не выполним нашего долга перед народом, то на нас, наших детей и внуков ляжет вечное проклятие и позор. Но этому не бывать, ибо велики силы еврейского народа и безмерны его страдания. И они его подстегнут не упустить этот исторический час, час единственный для своего {396} освобождения и возрождения. Теперь — или никогда".

Итак, Рутенберг действовал в Америке, а Жаботинский в это время добивался создания еврейской бригады в столицах стран Антанты, главным образом в Лондоне. Однако его усилия наталкивались на почти всеобщее сопротивление. Среди редких его сторонников был, как уже упоминалось, Вейцман.

Идею еврейского войскового подразделения поддерживал и Зангвилль, но Макс Нордау был против нее. Закончились неудачей и все усилия Жаботинского добиться разрешения английского правительства на сформирование бригады. В конце августа 1916 года военное министерство сообщило, что правительство не намерено формировать еврейскую часть. Энергичное сопротивление плану Жаботинского оказывали также евреи Уайтчепеля — еврейского квартала в восточной части Лондона, где проживали, в основном, иммигранты из Восточной Европы, в том числе множество русских подданных.

Во всей Англии жило тогда около 10 тысяч русских евреев призывного возраста и 5 тысяч в возрасте до 41 года. Это вызывало недовольство и раздражение английского общества, потому что, будучи русскими подданными, эти евреи не подлежали призыву в английскую армию, добровольно же в армию они не шли и не хотели защищать страну, которая дала им приют. Ходили слухи, что, если они не пойдут в армию по доброй воле, их отошлют в Россию. Отсюда буря, поднявшаяся среди евреев Уайтчепеля, и озлобление, которое у них вызывал Жаботинский и его план.

Внутренние и внешние затруднения на пути идеи еврейской бригады надолго задержали ее осуществление, и только в конце августа 1917 года, накануне опубликования Декларации Бальфура, наступил перелом, после того как британское военное министерство (под заметным влиянием Ллойд-Джорджа, главы правительства) вынесло положительное решение.

Ядром бригады стали 120 солдат из отряда "погонщиков мулов", приехавшие в Лондон из Египта после расформирования отряда. Почти все они были выходцами из {397} России и прибыли в Лондон, чтобы поступить на службу в британские войска.

К ним присоединился Жаботинский, который пошел добровольцем как простой рядовой, а позднее, уже в Палестине, заслужил офицерское звание.

С формальной точки зрения организация еврейской боевой части в Лондоне стала возможна после того, как договор, заключенный в июле 1917 года между правительством Керенского и английским правительством, предоставил Великобритании право призывать в армию проживавших на ее территории русских подданных. Так в Лондоне был основан 38-й полк королевских стрелков под командованием полковника Паттерсона, в прошлом командира отряда "погонщиков мулов".

В то же самое время в Америке добивался создания боевой еврейской части Рутенберг. Он встретился там с Давидом Бен-Гурионом и Ицхаком Бен-Цви, высланными из Страны по приказу Джамаль—паши.

По инициативе Бен-Гуриона и Бен-Цви и при помощи Рутенберга был сформирован полк еврейских добовольцев, в большинстве членов партии Поалей Цион. Это стало возможным после вступления Америки в войну на стороне государств Антанты.

Добровольцы, среди них Бен-Гурион и Бен-Цви, прибыли в Лондон, прошли там обучение, и из них был укомплектован 39-й полк королевских стрелков под командованием полковника Элиэзера Марголина.

Третий полк — 40-й полк королевских стрелков под командованием полковника Сэмюэля — был сформирован из добровольцев в Палестине, после долгих споров в ишуве между сторонниками и противниками добровольной службы у англичан. (Не только из принципиальных, но и из практических соображений: не причинить вред ишуву на севере Страны, где еще были турки.) Но полк был основан. В его формировании активно участвовали многие ученики гимназии "Герцлия" во главе с Элияху Голомбом и Довом Хозом. Невзирая на отрицательную позицию своей партии, добровольно вступили в полк и отдельные члены {398} Хапоэль хацаир, например, Леви Школьник (Эшкол) и Давид Свердлов.

От рабочих идею поддерживали и сами вступили в полк Берл Кацнельсон, Шмуэль Явнеэли, Шимон Кушнир и другие. Мобилизовался в полк также Моше Смилянский, один из деятелей и активистов еврейского ишува. Многое сделала для привлечения в полк рабочих Рахель Янаит в качестве представителя Поалей Цион.

Создание полков вызвало раздражение у ассимилированных евреев в Англии, которые пытались ранее сорвать и Декларацию Бальфура. Сначала в качестве эмблемы для еврейских полков был избран Маген-Давид, но в результате действий ассимиляторов в военном министерстве эта эмблемами ивритские буквы были сняты (Позднее, на фронте, солдаты и офицеры еврейских полков все-таки носили на левом рукаве "щит Давида". А после занятия Заиорданья получили и кокарду — в виде меноры с ивритской надписью "кадима".— Прим. ред.).

Число солдат во всех трех еврейских полках достигало 6 тысяч. Английскому военному командованию во главе с генералом Алленби пришлось не по вкусу добровольчество евреев (то же самое повторилось в Стране в годы Второй мировой войны). Военные руководители старались, насколько было возможно, ограничить действия еврейских полков, выдавая тем самым свое отрицательное отношение к сионизму и к Декларации Бальфура. Двуличная политика англичан в Палестине в отношении еврейского ишува и сионизма проявилась уже с самого начала завоевания Страны. Отношения между полками и британским командованием были чрезвычайно натянутыми и часто выливались в крупные конфликты. Вскоре после завоевания Страны еврейские войсковые части были англичанами расформированы. {399}

4. Начало Хехалуца и деятельность Иосифа Трумлельдора

Весною 1916 года приказом английского штаба в Галлиполи "Сионистский отряд погонщиков мулов" был окончательно распущен. Все усилия Трумпельдора сохранить его в какой-либо форме пошли прахом.

Убедившись спустя полгода, что больше нет смысла заниматься этим, Трумпельдор уехал в Лондон. Там он присоединился к Жаботинскому в усилиях создать еврейскую боевую часть в рядах английских вооруженных сил. Как упоминалось, дело почти не подвигалось из—за множества внешних и внутренних противников. Но прибытие в Лондон из Александрии 120 "погонщиков мулов" и то, что они, как об этом было рассказано выше, вступили в английские войска, помогло изменить ход событий к лучшему. Жаботинский и Трумпельдор начали энергично добиваться от военных властей, чтобы этих солдат не разбросали по различным частям, а сосредоточили в особом подразделении. Это удалось благодаря действенной помощи полковника Паттерсона, бывшего командира этого отряда. Солдаты были сконцентрированы в одной из рот 20-го Лондонского батальона. В эту роту, которая стала ядром сформированного впоследствии еврейского полка, и вступил рядовым Жаботинский.

Трумпельдор длительное время добивался, чтобы его взяли в эту роту офицером. Он соглашался на понижение в звании и был готов служить не капитаном, а младшим офицером и даже сержантом.

Однако военное министерство ответило отказом. По-видимому, не хотели брать в армию однорукого инвалида, притом иностранного подданного. Тогда Трумпельдор решил уехать из Англии в Россию, где в это время у власти стояло демократическое Временное Правительство во главе с социалистом-революционером Керенским. Об этом решении Трумпельдора рассказывает Жаботинский в своей книге об истории еврейского легиона.

Отвечая на вопрос, что он будет делать в России, {400} Трумпельдор выдвинул перед Жаботинским два грандиозных плана. Во-первых, он был убежден, что правительство Керенского, где помощником военного министра был Б. В. Савинков (социал-революционер, глава Боевой организации эсеров), согласится на создание еврейских войск, и не просто полка, а настоящей армии в 100 тысяч человек и более. Причем эта армия будет создана из еврейской молодежи, вылепленной из особого теста (имелась в виду халуцианская молодежь в России).

Еврейские войска должны будут выступить на кавказском фронте и осуществить прорыв через Армению и Месопотамию прямо в восточную Трансиорданию (Заиорданье.).

Таков был первый план Трумпельдора. Что касается его второго плана, то, как говорит Жаботинский, ответ был дан не только ему, но всему еврейскому народу:

"Еврейский народ получил тот ответ на горах и в долинах Палестины, и народ его тоже никогда не забудет. Первому плану его помешал развал России; второй он осуществил.

Слов его я не записал — незачем: я их и так запомнил. В той каморке, летом 1916 года, он развил передо мной простой и величественный замысел "халуцианства".

— Халуц значит "авангард", — сказал я. — В каком смысле авангард? Рабочие?

— Нет, это гораздо шире. Конечно, нужны и рабочие, но это не то. Нам понадобятся люди, готовые служить "за все". Все, чего потребует Палестина.

У рабочего есть свои рабочие интересы, у солдат свой esprit de corps; у доктора, инженера и всяких прочих — свои навыки, что ли. Но нам нужно создать поколение, у которого не было бы ни интересов, ни привычек. Просто кусок железа. Гибкого — но железа. Металл, из которого можно выковать все, что только понадобится для национальной машины. Не хватает колеса? Я — колесо. Гвоздя, винта, блока? Берите меня. Надо рыть землю? {401} Рою. Надо стрелять, идти в солдаты? Иду. Полиция? Врачи? Юристы? Учителя? Водоносы? Пожалуйста, я за все. У меня нет лица, нет психологии, нет чувств, даже нет имени: я — чистая идея служения, готов на все, ни с чем не связан; знаю только один императив: строить.

— Таких людей нет, — сказал я.

— Будут.

Опять я ошибся, а он был прав. Первый из таких людей сидел передо мною. Он сам был такой: юрист, солдат, батрак на ферме. Даже в Тель-Хай он забрел искать полевой работы, нашел смерть от ружейной пули, сказал "эн давар" ("Ничего", "не беда", "сойдет" (пер. Жаботинского). Выражение, часто употребляемое Трумпельдором.), и умер бессмертным" (Жаботинский, "Слово о полку".).

Так рассказывает Жаботинский, и можно верить, что он правильно передает дух и содержание сказанного Трумпельдором. Из писем Трумпельдора друзьям весной 1917 года видно, что он возлагал большие надежды на русскую революцию. В письме от 20 марта он писал, что в России для сионизма, вероятно, есть сейчас широкое поле деятельности, поэтому ему, возможно, удастся сколотить в России еврейский полк, который отправят на Кавказ или на фронт в Персию, а оттуда уже не трудно добраться до Эрец-Исраэль.

Трумпельдор приехал в Россию в июне 1917 года. 28-го числа он писал из Петрограда: "Очень может быть, через месяц получим разрешение, а там через два или три — уже на фронте, и знамена русской революции, красные, и знамена еврейского возрождения, бело—голубые, — будут развеваться над нашими головами.

Я переговорил с несколькими министрами. Они одобрительно относятся к идее. Нужно, однако, согласие Керенского, а он на фронте, и повидать его еще не удалось. Возможно, поеду к нему туда". Но этой великой мечте Трумпельдора не было суждено сбыться, потому что с началом большевистского переворота события {402} повернули совсем в другую сторону.

Вскоре после приезда в Петроград в середине лета 1917 года Трумпельдор встретился с еврейским писателем Ш. Ан-ским, одним из активистов партии русских эсеров. В это время Ан-ский уже склонялся к сионизму. По его инициативе возникла Национально-социалистическая группа приверженцев Эрец-Исраэль. По общим социалистическим вопросам эта группа приняла программу эсеров (а не марксистскую идеологию социал-демократов), а по вопросам сионизма — программу левых Цеирей Цион (таким образом, можно сказать, что это была группа сионистов-социалистов — за три года до основания партии сионистов-социалистов). Среди организаторов группы, кроме Ан-ского, были Трумпельдор и Рутенберг, который к тому времени возвратился из Америки. Инициаторы намеревались основать крупную партию на указанной идеологической платформе, но этот план сорвался из-за последующих событий.

В начале августа стало известно, что генерал Корнилов, один из приверженцев свергнутой монархии, поднял мятеж против правительства Керенского и ведет большие силы на охваченную смятением столицу...

Тумпельдор явился в резиденцию правительства и, встретив в коридоре Ан-ского, сказал ему, что пришел узнать, не может ли быть чем-нибудь полезен, но у него здесь нет знакомых. Ан-ский тотчас представил Трумпельдора Чернову (вождь эсеров, в то время министр сельского хозяйства Временного Правительства), высоко его охарактеризовав. Чернов пошел с ним в оборонную комиссию.

Трумпельдор произвел на всех ее членов сильное впечатление, и ему немедленно дали большую роту добровольцев.

С нею Трумпельдор почти первым, в шесть утра, выступил против Корнилова. Оперативность Трумпельдора и успех этого его шага вызвали общее восхищение. Особенно восхищался сам Ан-ский, со слов которого все и стало известно. Он говорил, что "Трумпельдор им покажет, на что способен еврей...".

{403} Когда с разных концов России начали доходить вести о погромах, Трумпельдор отдался организации еврейской самообороны. В Петербурге из еврейской учащейся молодежи он сформировал оборонные отряды, готовые встретить любую беду (Об этом рассказывает и инженер Ицхак Виленчук, который был тогда активистом студенческой организации Хехавер и движения Цеирей Цион, в заметках, опубликованных 25 октября 1967 года в газете "Давар".).

Тем временем правительство Керенского потеряло опору в народе, так как своим лозунгом "Хлеба и мира!" большевики привлекли на свою сторону солдат на фронтах и массы в тылу. 25 октября 1917 года вооруженные отряды взяли Зимний дворец, арестовали Временное Правительство (сам Керенский успел бежать), и власть перешла к большевикам.

Первое время, еще не чувствуя себя достаточно уверенно, новая власть разрешила работу существовавших общественных организаций. Тогда Трумпельдор смог сообщить в своем письме из Петрограда от 14 декабря 1917 года: "... получил разрешение сформировать Первый еврейский сводный отряд. По размерам это батальон, то есть около тысячи человек. ... Не для Эрец-Исраэль. Главная, но не единственная задача отряда — борьба с расправами, учиняемыми над евреями. Сейчас занимаюсь отбором солдат и офицеров (конечно, евреев) из разных армейских частей и их устройством, и замотан бесконечно в том хаосе, что теперь в России...".

Но отряд просуществовал недолго. 31 января 1918 года Трумпельдор уже сообщает, что дни отряда подходят к концу, что еще несколько дней, и отряда не станет. Что будет вместо него, чем он сам займется в ближайшие дни — этого он не знает. Может быть, приложит свои силы к организации самообороны. А если обстоятельства не позволят, организует сионистско-социалистическую братию и будет постепенно основывать военно-трудовые группы для Эрец-Исраэль. В конце марта 1918 года Трумпельдор сообщает: он {404} опять занимается налаживанием самообороны и начинает работать в Хехалуц, организации групп сельскохозяйственных рабочих, которые в этом году будут трудиться в окрестностях Петрограда.

Итак, Трумпельдор сообщает, что приступил к работе в Хехалуц. Отсюда следует, что, возвратившись в Россию летом 1917 года, он уже застал там организованные группы этого движения. И действительно, еще за несколько лет до революции 1917 года в разных местах России уже существовали группы еврейской молодежи, в основном учащейся, которые намеревались при первой возможности уехать в Палестину и готовили себя к физическому труду, главным образом, сельскохозяйственному. Почти все эти группы были связаны с Цеирей Пион, носили разные названия, в том числе Хехалуц.

Подобно тому, как первые халуцим вышли из среды сионистов России (билуйцы в 80-х годах прошлого века и пионеры Второй алии в начале нынешнего столетия), так и движение Хехалуц в конце Первой мировой войны вышло из лона русского сионизма. Правда, одновременно ростки Хехалуца появились в Америке, но произошло это благодаря усилиям двух виднейших участников Второй алии — Давида Бен-Гуриона и Ицхака Бен-Цви, высланных из Палестины Джамаль—пашой и проживавших во время войны в США. Они и выбрали название Хехалуц. Так что и эти, "американские" ростки (не развившиеся в широкое движение, как это произошло в России) обязаны российскому сионизму.

Начало нового халуцианского движения в России относится к 1916 году. Халуцианские организации возникли в городах Крыма (Мелитополе, Симферополе) и других местах (например, Прилуки, Полтавской губернии; Сквирь, Киевской губернии и др.). Февральская революция, раскрепостившая общественные движения в России, открыла широкие возможности и перед сионизмом, и во многих местах начали стихийно организовываться группы молодежи, жаждавшей уехать в Эрец-Исраэль и сыграть там роль {405} первопроходцев будущей массовой еврейской алии. Группы эти возникали независимо друг от друга. Первая попытка объединить разбросанные халуцианские союзы была предпринята на Второй конференции Цеирей Цион в мае 1917 года. Несколько десятков молодых участников конференции — делегаты и гости, уже занимавшиеся на местах сельскохозяйственной подготовкой, — собирались в перерывах между заседаниями и обсуждали программу работы халуцианских групп, а также актуальность созыва всероссийского слета движения Хехалуц. В этой дискуссии участвовали, в частности, агрономы А. Зусман и И. Бергер.

В пункте о Палестине и Хехалуце конференция Цеирей Цион тогда постановила: "Воспитывать молодежь на халуцианских идеях и понятиях и организовать молодежные группы в организации Хехалуц с задачей создания национальной базы в Эрец-Исраэль в области физического труда и духовного творчества; готовить к алие людей, чья профессия важна для строительства Страны, и оказывать им помощь в алие, материальную и моральную; основать постоянную комиссию по делам Хехалуца и работы в Палестине".

В соответствии с этой резолюцией при центре Цеирей Цион была создана Палестинская комиссия. Когда была оглашена Декларация Бальфура, комиссия обратилась с воззванием (на иврите) к членам Цеирей Цион, призывая вступить в ряды халуцим и уезжать в Страну, чтобы в ней трудиться, ибо "если труд не будет наш, то и Страна будет не нашей".

Декларация Бальфура дала сильный толчок развитию халуцианского движения. Диктаторский большевистский режим не успел укрепиться, и общественные движения просуществовали еще около двух лет, хотя их, деятельность протекала уже в ограниченных размерах.

Халуцианское движение, как трудовая и беспартийная организация, в первое время после октября сумело даже расшириться. Создавались новые группы Хехалуца, основывались центры сельскохозяйственной подготовки и артели наемного труда в России, на {406} Украине, в Белоруссии, в Крыму. Сельскохозяйственные бригады появились под Харьковом, Москвой, Петроградом; в окрестностях Одессы открылась сельскохозяйственная ферма, где под руководством агронома Авраама Зусмана работало около пятидесяти халуцим.

Многие из членов Хехалуца после своей обычной работы отрабатывали по нескольку часов на огородах, другие нанимались в мастерские и на заводы, чтобы получить техническую подготовку. Бригады и одиночки работали также у сельских хозяев в еврейских поселках в Херсонской и Екатеринославской губерниях.

Во вновь образованных группах развернулись интенсивные дискуссии о сущности движения Хехалуц, его линии и задачах. Ощущалась необходимость в проведении общего слета, который обсудил бы накопившиеся вопросы и принял по ним решение. Несмотря на тяжелые условия и сложность проезда ввиду начавшейся гражданской войны, Палестинская комиссия центра Цеирей Цион постановила созвать всероссийское совещание союзов Хехалуца. Совещание состоялось 15- 18 января в Харькове. Центральным был вопрос о сущности движения. Два разных мнения, столкнувшиеся в дискуссии, квалифицировались терминами "идеалистический" и "материалистический" взгляды. "Идеалисты" считали, что Хехалуц сочетает стремление к осуществлению целей сионизма с личными интересами своих членов.

Но поскольку Хехалуц — авангард сионизма, идеалистическое начало, т. е. общие интересы, должны преобладать при определении целей и методов работы. Члены Хехалуц должны быть готовы связать себя с Эрец-Исраэль на всю жизнь. После определенного периода подготовки в диаспоре они обязаны, по Прибытии в Страну, предоставить себя в распоряжение халуцианской организации по меньшей мере на три года. Халуцим прокладывают дорогу и подготовляют почву для широкой алии. Не каждый, кто собирается ехать в Эрец-Исраэль и работать там, достоин быть членом Хехалуц. Этого достойны лишь те, кто готов отдать себя в распоряжение народа и Страны.

{407} "Материалисты" исходили из предпосылки, что сионизм должен уже теперь создать в Эрец-Исраэль большой отряд рабочих, приспособленных к физическому труду, которые осядут там на постоянное жительство. Хехалуц и должен стать таким отрядом. Заботясь о своих интересах и бытовых нуждах, халуцим тем самым служат интересам всей нации, иначе говоря — созданию национального еврейского центра в Палестине. Поэтому в Страну должны ехать не просто идеалисты, а настоящие труженики, и когда они уверятся, что бежать оттуда не придется, они смогут работать не три года, а больше, сколько потребуется. Во избежание недоразумений "материалисты" подчеркивали, что они не отрицают элемент добровольчества в движении.

В своих резолюциях Харьковское совещание постаралось соединить оба взгляда:

Хехалуц есть авангард трудящихся, эмигрирующий в Эрец-Исраэль для решения проблем колонизации. Его цель — подготовить Страну для народа путем объединения и концентрации сил, готовых посвятить себя этому. Одна из задач движения — проложить путь и создать нормальные условия жизни и труда для его членов, закладывающих основу здорового национального и социального существования народа в будущем в Эрец-Исраэль. Каждый член Хехалуц в диаспоре должен немедленно начать готовить себя к труду. По прибытии в Страну, он обязан предоставить себя в распоряжение Хехалуца на трехлетний срок и жить со своими товарищами на основах взаимопомощи.

Долг каждого участника движения заблаговременно овладеть языком иврит, чтобы пользоваться им в Эрец-Исраэль. В Хехалуц принимаются люди, желающие остаться в Стране на всю жизнь...

До созыва общей конференции делами Хехалуц будет руководить Палестинская комиссия центра Цеирей Цион.

В короткое время к Хехалуцу примкнули многие беспартийные участники и возникло недовольство сильной зависимостью от Цеирей Цион. За беспартийный характер движения особенно боролся {408} Трумпельдор; он имел сильное влияние не только на петроградское отделение Хехалуц, которое он возглавлял и где он был душою всех начинаний, но и на все это движение в России. После Харьковского совещания движение Хехалуц вышло за рамки союзов, состоящих при Цеирей Цион, обретя более широкий и самостоятельный характер. Руководство Цеирей Цион отнеслось с пониманием к такому развитию событий.

Спор между "идеалистами" и "материалистами" не только не прекратился после харьковских резолюций, но перебросился на все движение и продолжался с нарастающей силой. Поначалу в Хехалуц было большое количество образованной молодежи, главным образом, гимназистов. Они настаивали больше на авангардистской роли движения. Однако с приходом в Хехалуц множества рабочих, постепенно усилилось второе течение, рассматривавшее Хехалуц как общенациональную организацию, которая объединяет всех еврейских трудящихся, решивших эмигрировать в Эрец-Исраэль и жить там трудовой жизнью в надежде найти решение еврейского вопроса в целом и таким образом помочь каждому еврею в отдельности.

Летом 1918 года для членов Хехалуц были организованы многочисленные центры подготовки: небольшие хозяйства, огороды и рабочие бригады, нанимавшиеся к сельским хозяевам, особенно в еврейских поселках в Екатеринославской и Херсонской губерниях.

Там работало много халуцим, коллективно и в одиночку. У халуцианского движения в России пока не было руководящего и направляющего центра, но на практике в лидера движения превратился Иосиф Трумпельдор, и все признавали его высший авторитет. Петербургское отделение Хехалуц, возглавляемое Трумпельдором, основало временное бюро для связи с халуцианскими группами в окрестностях города и на периферии страны.

Под руководством этого бюро на севере России возникли отделения и рабочие бригады, и группы на местах охотно принимали инструктаж петроградского отделения. В октябре 1918 года {409} отдельной брошюрой на русском языке вышла статья Трумпельдора : "Халуц, его сущность и ближайшие задачи". Автор дает краткий обзор истории Первой и Второй алии в Палестину, а затем переходит к актуальным вопросам. Он подчеркивает необходимость массовой и организованной алии рабочих людей и говорит, что в организации Хехалуц есть место для всех, кто хочет работать в Палестине руками или головою, признает трудовой характер этой организации и готов трудиться, не эксплуатируя труд ближнего.

Трумпельдор говорит о халуцим-рабочих и халуцим-солдатах, необходимых для самообороны. Однако военные отряды должны формироваться из тех же рабочих, чтобы избежать опасности заражения милитаристским духом. Он также подчеркивал насущную необходимость национализации земель в Палестине. Для обсуждения всех поднятых в статье проблем Трумпельдор требовал созыва общей конференции Хехалуц. Брошюра сыграла важную роль в становлении и сплочении движения.

Несмотря на крайне неблагоприятную обстановку (гражданская война, перебои в сообщении, голод и т. д.), Первая конференция движения Хехалуц собралась в Петрограде 6 января 1919 года. Конференция открылась выступлением Трумпельдора, в котором он подчеркнул необходимость уточнения сущности движения, определения направления работы групп на местах и их объединения на теоретической и практической базе. Как за год до этого на Харьковском совещании, так и на Петроградской конференции развернулась полемика между двумя ведущими течениями по вопросу: Хехалуц — массовое движение трудящихся или авангардная организация.

Конференция проходила три дня и в ночь на 9 января завершилась принятием резолюций.

По вопросу о сущности движения постановили:

Хехалуц является трудовым, надпартийным объединением товарищей, решивших ехать в Эрец-Исраэль {410} для самостоятельной трудовой жизни без эксплуатации чужого труда. Хехалуц их объединяет и подготавливает, переправляет в Страну и устраивает на работу. (Тем самым точка зрения авангардистов оказалась фактически отвергнутой.)

Цель Хехалуца — создание в Эрец-Исраэль государственного национального центра в полном соответствии с политическими, национальными и общественно—экономическими интересами еврейских трудящихся.

Конференция признает верховные полномочия Всемирного сионистского конгресса и постановляет, что Хехалуц обязан подчиняться его решениям и указаниям.

Организация Хехалуц признает иврит в качестве национального языка в Эрец-Исраэль.

В резолюциях подчеркивалась и необходимость национализации земли в Стране.

В конференции участвовало около 30 делегатов из 25 мест. Делегаты от Украины не могли приехать: там в полном разгаре шла гражданская война. Конференция решила послать на Украину Трумпельдора для установления связи с ее отделениями Хехалуца. Оттуда он должен был поехать в Палестину, чтобы войти в контакт с местными рабочими, выяснить условия жизни и работы и перспективы трудовой алии. Решено было также перевести центр движения в Минск — город с многочисленным еврейским населением и один из крупнейших центров еврейской жизни в России. И хотя постановили, что Хехалуц является беспартийной и независимой организацией, влияние на нее Цеирей Цион не прекратилось и отделения Хехалуца часто обращались за помощью к этому движению.

Петроградская конференция, по сути, была учредительным съездом. Отныне движение Хехалуц начало выступать как скоординированная и дееспособная организация. Она развила многообразную деятельность и привлекла к себе широкие еврейские массы. Она также положила начало Третьей алие в Эрец-Исраэль. Однако очень скоро, с укреплением большевистской {411} власти, эту организацию стали преследовать, как, впрочем, и все другие проявления сионизма и еврейского национализма.

После конференции Трумпельдор отправился на юг России для выполнения возложенной на него миссии. Проездом через Минск, ввиду имевшихся признаков приближающегося погрома, он организовал местную молодежь для самообороны. Так, на всем своем пути Трумпельдор встречался в городах и местечках с еврейской молодежью, сколачивая группы самообороны и организуя ячейки Хехалуца.

Весною 1919 года Трумпельдор приехал в Крым со своим товарищем и секретарем Иехудой Копелевичем (Иехуда Алмог, один из основателей Кфар-Гилади и инициатор освоения побережья Мертвого моря).

В Крыму Трумпельдор переезжал с места на место, выступал, организовывал группы Хехалуц, устраивал их участников на работу и в центры подготовки и заботился об их пропитании. Главный центр Хехалуц в Крыму был на станции Джанкой, куда собрались несколько сот халуцим, руководимых Трумпельдором.

В конце августа 1919 года Трумпельдор приехал в Константинополь, чтобы оттуда продолжить путь в Палестину с миссией, возложенной на него Петроградской конференцией. В то время до Константинополя добрались несколько крымских халуцим, пустившихся в плавание по Черному морю на лодках и застигнутых штормовой погодой, трепавшей их в море более недели. Трумпельдор остался в Константинополе, чтобы позаботиться об их устройстве, пока они не сумеют ехать в Страну.

Только в конце ноября 1919 года Трумпельдор прибыл в Палестину. Там он попал в гнетущую атмосферу раздоров между двумя рабочими партиями — Ахдут Хаавода и Хапоэль хацаир, и это тяжело сказалось на его настроении.

Он агитировал за сплочение рабочих и создание единой рабочей организации и выступил с воззванием "К рабочим Эрец-Исраэль", которое начиналось следующими словами:

"Русское еврейство выкорчевывается с насиженных мест, {412} массы евреев ждут с котомками за плечами, когда распахнутся ворота Страны. Они стоят на распутье, исполненные горя и надежд". Далее Трумпельдор описывает притеснения и преследования, погромы, убийства и разрушения, насилия над дочерьми еврейского народа — все бедствия, ставшие теперь участью русских евреев. А тут, в Эрец-Исраэль, вместо того чтобы сплотиться и работать во имя массовой алии, занимаются раздорами и разногласиями, не стоящими выеденного яйца!

Воззвание заканчивается так: "Нам будет зачтена за грех минута опоздания. Постарайтесь же выкарабкаться из болота партийности, протяните друг другу руку во имя совместной работы с братским, открытым сердцем. Помогите решить важный вопрос! Помогите стоящим на пороге Страны вступить в нее! Спасите их!"

Призыв Трумпельдора со временем был услышан, но самому ему не довелось увидеть осуществление своей идеи. Общерабочая организация была основана в Стране через десять месяцев после гибели Трумпельдора при обороне Тель-Хая.

К содержанию