colontitle

Юрий Олеша. «Облако», Одесса, 1999

ОБЛАКО

Юрий Олеша. «Облако», Одесса, 1999, 90 стр., тираж 100 экзЮрий Олеша. «Облако», Одесса, 1999, 90 стр., тираж 100 экзДумаю, что еще нет объяснения, отчего в Одессе в начале XX века возникло это поэтическое брожение, которому позднее было дано название "Юго-Запад". Так назвал свою первую книгу Эдуард Багрицкий, так Виктор Шкловский определил это сообщество, которое, родившись у берегов Черного моря, затем перемещалось - в стихах, в образе жизни - в Москву.

"Лирические стихи Юрия Олеши интересны, как запись ощущений молодого человека, который еще не умеет вспоминать и записывать прозу," - объяснял все всегда знавший Виктор Борисович Шкловский.

А были ли эти лирические стихи смыслом жизни для самого Юрия Олеши? Ведь в Одессе стихи писали чуть ли не все: их мэтр Анатолий Фиолетов, их кумир Эдуард Багрицкий, их чудо-девчонки Зика Шишова и Аля Адалис, их поэтические враги - неоклассики Александр Биск и Александр Соколовский. Возможно, для Юрия Олеши тогда поэзия была просто единственно приемлемым способом существования. Футбол, любовь, Ришельевская гимназия, католический собор на Екатерининской, увлеченность авиацией - общий самогипноз тех дней, предшествовавших войне 1914 года, смерть сестры, художницы Ванды, в конце концов выливался в гармоничную форму - стихи.

"Когда я был маленьким, в мире еще уделялось немало внимания фейерверкам," - позднее вспомнит Ю.К. Олеша. И его стихи тоже были фейерверками, где русские слова игриво перемежались французскими. Где метафоры рождала история.

"На старости лет открыл лавку метафор".

Лавка - не музей. В лавке можно вступить в торг. Но тогда. в юности, он никому ничего не хотел отдавать. В его "депо метафор" (во как футуристически гордо!) все принадлежало ему, все могло пригодиться, все заставляло вздрагивать, как при начале болезни.

"Я не знал, что я переживаю инкубационный период болезни, и не понимал, что же происходит со мной. Почему меня вдруг начинает знобить?..

Облако, - говорит врач. - Тиф - это облако. Тифос - по-гречески облако. Вы в облаке.

Он говорит так со мной потому, что ненавидел меня за то, что я поэт".

Облако рождало поэзию. Море рождало стихи, высекало пушкинские ритмы, пушкинские размеры. Мало того, что Юрий Олеша написал целый цикл стихов, посвященных пушкинским трагедиям, он позволил себе продолжить путешествие Онегина, приведя героя романа в Одессу между двух революций... В послевоенные годы такая дерзость обойдется поэту Александру Хазину куда более строго: в печально знаменитом докладе Жданов публично заклеймит его как "пошляка". Но ведь это еще 1917 год, это ведь еще Одесса, юмористический журнал "Бомба". Опыт Юрия Олеши, к счастью, не вызвал такого "общественного разноса".

В памяти современников сохранился эпизод - встреча членов одесского литературного объединения "Зеленая лампа" (не лыком шиты - от Александра Сергеевича ведем родословную!) с бежавшим на юг от революции Алексеем Николаевичем Толстым и его женой, поэтессой Натальей Васильевной Крандиевской-Толстой, в конце 1918 года. Вспоминал об этом и Юрий Олеша:

"Я писал тогда цикл стихов на темы пушкинских произведений, с десяток вещиц, каждая из которых являлась своего рода иллюстрацией к тому или иному произведению... Они у меня не сохранились, эти юношеские стихи; в памяти лежат только несколько обломков... Это было не совсем плохо!"

И все же пушкинские стихи Юрия Олеши уцелели, не исчезли за прошедшие 80 лет. "Пиковая дама", "Каменный гость", "Моцарт и Сальери". К ним примыкают два отрывка из поэмы под названием "Пушкин". Все это отыскалось в старых одесских журналах, и вдруг вспомнилось, что Юрий Карлович когда-то провидчески утверждал:
"Ничего не должно погибать из написанного".

А вообще-то стихов было у Юрия Олеши много. Можно было выпускать книгу. Но он не спешил. Почему? Много позднее обмолвился: они были "слишком профессиональны". Для них, детей вдохновения, импровизации, профессионализм был тогда бранным определением. Приехав в Москву (а в Одессе, увы, не осталось ни издательств, ни журналов), Юрий Олеша использовал свое профессиональное уменье писать стихи, чтобы в "Гудке", где собрались Ильф, Петров, Булгаков, вести стихотворный фельетон под изящным псевдонимом "Зубило". Вот эти книжицы "Зубила" из печати выходили, но стихотворная поденщина не мешала тогда Юрию Олеше работать над "Завистью", над рассказами.

Он стал поэтом в своей прозе больше, чем в стихах. Случай редкий. Его книга "Ни дня без строчки" - это поэзия распада прозаической формы. Что произошло? Почему блестящий стилист, умница, фантазер Юрий Олеша, задумавший роман "Нищий", не написал ни этого романа, ни других сюжетных произведений, соразмерных "Вишневой косточке", "Любви", "Лиомпе", "Зависти", "Трем толстякам"?

Вчитайтесь в его речь на 1 съезде Союза советских писателей, попробуйте представить себе его жизнь в 1936 - 1938 годах, и вы ощутите, что означало в реальной жизни столкновение поэта и колбасника...

Облако осталось в прозе, точнее в микропрозе - во фразах. И, быть может, отказ от стихов, как и от сюжетной прозы, стал его способом существования в литературе. Нам же остается, как цветную мозаику, складывать "Ни дня без строчки", выискивать в одесских газетах и журналах его ранние стихи, чтобы понять, каким мог стать этот писатель, как-то записавший; "Я болен, у меня болезнь фразы: она вдруг на третьем ли четвертом звене провисает...".

Но он не родился с этой болезнью мучительного неписания, "благоприобрел" ее в середине тридцатых годов. И остался автором - навсегда - однотомника прозы и пьес. И еще нескольких десятков стихов, написанных в молодости, тогда же напечатанных в одесских журналах, но лишь сейчас собранных в книгу благодаря усилиям доцента ОГУ Е. Розановой. Краеведа С.Лущика, заведующей отделом искусств библиотеки им. Горького Т. Щуровой, краеведа А. Розенбойма, сотрудника Одесского литературного музея А-Яворской, архивиста И.Озерной и автора этих строк.

Кстати, не совсем в обычную книгу, в своеобразное художественное издание, "art book", где рисунки художника А.Ройтбурда не иллюстрируют стихи, а создают новую реальность бытия этих строк в конце XX века, когда мы отмечаем 100-летие со дня рождения Ю.К. Олеши.

Сто нумерованных экземпляров сборника стихов изданы благодаря содействию Центра современного искусства Сороса в Одессе.

Евгений Голубовский

«ВЕНОК МАНДЕЛЬШТАМУ», ОДЕССА, 2001

«Венок Мандельштаму», Изд-во «Друк», Одесса, 2001, 160 стр., тираж 200 экз, ISBN 966-7487-83-0«Венок Мандельштаму», Изд-во «Друк», Одесса, 2001, 160 стр., тираж 200 экз, ISBN 966-7487-83-0

"ЭТО ПРОПУСК В БЕССМЕРТИЕ ТВОЙ"

Книжка "Венок Мандельштаму" должна была выйти (так задумывалось) в 1991 году, когда отмечалось 100-летие со дня рождения великого поэта, когда в Москве было создано Мандельштамовское общество, возглавляемое Сергеем Аверинцевым и Павлом Нерлером. До этого в Одессе в 1989 году удалось выпустить "Венок Ахматовой", в 1990-м - "Венок Пастернаку". Увы, события 1991 года - путч, политический и экономический кризис - не дали осуществиться замыслу. К счастью, тексты сохранились, что дало возможность в 2001 году, когда исполняется 110 лет со дня рождения Осипа Мандельштама, выпустить эту книгу.

Помните строки из мандельштамовских "Стихов о неизвестном солдате", написанных в 1937 году?

И в кулак зажимая истёртый
Год рожденья - с гурьбой и гуртом
Я шепчу обескровленным ртом:
Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году - и столетья
Окружают меня огнем.

"В ночь с второго на третье" - это по старому стилю, по новому - в ночь с 14 на 15 января. В эти январские дни и отмечают юбилей поэта, которого еще в 1916 году - пророчески - Марина Цветаева назвала "молодым Державиным".

Поэт, его облик, его творчество в зеркалах поэзии современников и потомков - это всегда увлекательный сюжет для сопоставлений и размышлений. В случае с Осипом Мандельштамом это проявляется особенно ярко. Его любили одни, считая самым незащищенным, и ненавидели другие, считая самым заносчивым. Он мог быть безумно испуган - и бездумно смел. Бояться милиционера - и дать пощечину Алексею Толстому, броситься с кулаками на чекиста Блюмкина, никогда не расстававшегося с пистолетом. Он чуть ли не самым первым, как ни был далек от сельского хозяйства, внятно сказал все, что думает о голодоморё, о колхозах, а потом и об Иосифе Сталине. Прекрасно понимая, что за этим может последовать. И последовало.

Прочтите стихи об Осипе Эмильевиче Мандельштаме - и в поэтических откликах на его жизнь и творчество вы ощутите магию поэзии самого Мандельштама.

Инна Лиснянская писала:

Неизвестна твоя могила, 
Может быть, это- целый свет. 
В первом Камне такая сила, 
Что последнего камня нет.

Действительно, очень долго никто не знал, где похоронен Осип Мандельштам. Еще в шестидесятые годы я разговаривал с вдовой поэта Надеждой Яковлевной Мандельштам (тогда в одесской молодежной газете мне удалось впервые в стране опубликовать две подборки стихов, ставших сейчас хрестоматийными). Пытаясь восстановить скорбную лагерную одиссею Осипа Эмильевича, она собрала все доступные свидетельства. Но даже Надежда Яковлевна, человек мужественный и оптимистичный, считала, что нет надежды найти могилу.

А десять лет назад, в 1991-м, во Владивостоке была найдена братская могила, где среди сотен заключенных захоронен и Мандельштам. И теперь этот поэтический венок может присоединиться к живым цветам, которые возлагают любители поэзии.

Несколько слов о концепции сборника. Стихи о Мандельштаме и памяти Мандельштама распределены по трем разделам: посвящения друзей, современников поэта; затем - своеобразная перекличка поколений, стихи наших современников, ощутивших свое родство с его судьбой и творчеством; и, наконец, "одесская лента" в этом венке - стихи наших земляков.

Основному своду сопутствуют два приложения. В 1921 году в Одессе в помощь голодающим Поволжья был издан литературно-критический и научно-художественный альманах "Посев" (ценой один рубль золотом). В нем вместе с Эдуардом Багрицким, Верой Инбер, Александром Горностаевым, предложившим перевод из Х.-Н. Бялика, участвовал Осип Мандельштам. Мы возвращаем читателям поэтический раздел этой забытой страницы истории литературы. И второе приложение. Конечно же, Мандельштам - поэт Петербурга, но и Крым занимал в его творчестве немалое место. Здесь его впервые посадили в тюрьму - и освободили, здесь он написал трагические строки о голоде, бесхлебье в 1933 году. Без крымских стихов Мандельштама сборник, который издается на юге - вдали от Петербурга, Москвы, Воронежа, - был бы неполным.

И последнее: эта книга выходит в свет как благотворительная, не поступающая в продажу и безгонорарная.

Евгений Голубовский

Путь Ирвинга   Гоффа   из   Бруклина в   Испанию

Прототип героя романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол»

Абрамович Фрида

У американца Роберта Джордана существовал реальный прототип. Это американец еврейского происхождения Ирвинг Гофф из бруклинского гетто Нью-Йорка.

Родители Ирвинга Гоффа эмигрировали из Одессы в 1900 г. Его отец был ремесленником с классовым революционно настроенным сознанием. Ирвинг Гофф родился в НьюЙорке в 1900 г. Почти ребенком ему пришлось драться с другими ребятами из антисемитских банд Бруклина и Лонг-Айленда. Он рано прервал свою учебу, так как нужно было помогать семье. Экономический кризис заставил его браться за любую подвернувшуюся работу. Он работал продавцом в мясной лавке, спасателем на пляже, акробатическим танцором в кабаре, а потом акробатом в цирке. В это же время он был активным членом коммунистической лиги молодежи США. Сам он понимал коммунизм как борьбу против антисемитизма в широких кругах американского общества.

И. Гофф был одним из первых добровольцев, которые направились из США в Испанию. Поначалу он — рядовой солдат на многих фронтах республиканской испанской войны. Позже ему было поручено командование парком грузовиков 15-й интернациональной бригады. Однако на базе в Альбасете сорвиголовы подолгу не задерживались. Благодаря своей настойчивой просьбе он стал солдатом партизанского подразделения — Brigade Special, которая неделями действовала на вражеской территории за линией фронта. Самой знаменитой операцией было выведение из строя железнодорожного сообщения Малага —Гранада и Малага — Кордоба. Эрнест Хемингуэй два раза принимал участие в этих операциях. Партизанская группа Ирвинга Гоффа насчитывала двести человек. Первой операцией Гоффа был взрыв военного итальянского поезда между Малагой и Кордобой.

Операция у Ла Корхуны вошла в анналы истории гражданской войны в Испании. После прорыва на северном фронте 315 офицеров из Астурии попали в плен к фашистам и были заключены в крепость Ла Корхуна, которая считалась неприступной, так как достичь ее можно было только со стороны моря. Неминуемая смерть от рук расстрельной команды генерала Франко грозила офицерам. Гофф и еще 34 партизана-добровольца вызвались на операцию по освобождению, которую предполагалось провести внезапно, буквально свалившись с небес на голову. Группа высадилась на маленьких лодках и разведала обстановку. На следующий вечер была захвачена охрана, перерезаны телефонные провода, атакован арсенал крепости, а заключенные освобождены и вооружены. Начался форсированный марш на Галахонду, где был захвачен целый гарнизон в центре территории, занятой фашистами. На следующий день с большим ликованием освободители и освобожденные добрались до своих.

Только в январе 1939 г. Гофф вернулся в Нью-Йорк в числе последних воевавших в Испании американцев. В 1941 г. он добровольно идет служить в американскую армию. Он окончил курс парашютистов-десантников; сначала воевал в Северной Африке, потом попал на итальянский фронт и стал членом группы саботажа и шпионажа Центрального разведывательного управления США под командованием генерала Билла Донована.

Здесь испанские бойцы все время повышались в звании. Офицеры этой группы написали письмо генералу Доновану: "Мы, заслуженные офицеры и джентльмены, не можем понять, почему сержанты Фензен, Лоссовский и Гофф еще не произведены в офицеры?". Солдаты-евреи были поражены, когда генерал Донован перед строем лично вручил им офицерские погоны и удостоверения.

Гофф также участвовал в высадке американских войск на побережье Анцио на Сицилии. Он тренировал отряды, которые действовали за линией фронта. За короткое время было обучено двадцать две группы, которые в большинстве своем попали в руки немцев. Гофф же не потерял ни одного отряда.

И. Гофф готовил план похищения фельдмаршала Кессельринга, аналогичный освобождению Муссолини с помощью Скорцени. Но этот план сорвался. Многократно, но безуспешно генерал Донован пытался добиться повышения Гоффа в чине и присвоения ему звания капитана, которое он уже имел шестью годами раньше в Испании.

Neue Zeiten
Дюссельдорф.

Ирвинг Гофф

  • 1
  • 2