Воронцовский дворец

(комментарии Александра Дорошенко)

По левую руку от Дюка, в конце Бульвара, стоит заброшенным Воронцовский дворец. Проектировал и строил его Ф.К Боффо в 1824 - 1829 годах. Стоит дворец на самом краю приморского холма, в месте, где когда-то была расположена турецкая крепость Гаджибей, и задолго до нее - греческий античный полис. Весь крутой склон под Приморским бульваром хранит археологические останки бывших здесь поселений. Кубической формы тело дворца грузно и рождает печальное чувство заброшенности. Он врос в землю и печален, как никакое другое здание Города.

К морю обращена открытая терраса, опоясывающая дворец, а со стороны внутренней стоят грузные, тосканского ордера, колонны с портиком и, в память турецких компаний его владельца, вделаны в стены дворца изразцы с арабской вязью. В знойный полдень неожиданно гулко звучат шаги по мраморным плитам под этим широким портиком. Там десять тяжелых колонн и в прохладной глубине портика очарованием театральной декорации устроился двусторонний мостик-лестница парадного входа. Эти лестничные всходы прямы, без закруглений и изгибов, что придет вскоре, а здесь сохранена память ордерной системы, дыхание стиля. Так тихо, прохладно, торжественно, - все кажется, задержи шаг, чуть погоди - и распахнутся двери над лестницей, заиграет музыка клавесина, выйдут кавалеры и дамы и спустятся по лестнице этой, кавалеры направо, дамы налево и здесь, сойдясь вновь, продолжат танец. ... Прогулочная галерея устроена на крыше дворца, вертикали чугунных столбиков несут давно не зажигавшиеся фонари и много таких ослепших навсегда фонарей осталось висеть в прохладной и недосягаемой высоте портика. Есть еще один, четырехколонный, боковой портик. Между сдвоенными колоннами там стоит чудом сохранившийся литой трехголовый фонарь. В двух шагах рядом стоит сегодняшний, поставленный нынешними властями, фонар из сварной канализационной трубы, окрашенной в национальные цвета. Надо ли добавлять, что все фонари, новые и старые, и которые еще будут поставлены здесь и везде, - разбиты. Такая странная нелюбовь к свету ...

Собирались во дворец гости, на бал, распахнуты широко были въездные ворота, мягко шуршали каретные колеса по гравию подъездной дороги, горели фонари на фоне ночного неба и моря, под портиком, по всему периметру дворцовой балюстрады, над его крышей, вдоль оград и в манящей глубине сада. ... Распахнуты широко были парадные двери (заколоченные навсегда, задохнувшиеся, их теперь не открыть). Сияли светом громадные дворцовые окна, открытые настежь в прохладный сад, вдоль стен расставлены были шахматными пешками лакеи. ... Разгоряченные танцами гости выходили на террасу полюбоваться заливом и ночным морем. Там приветливо покачивались многочисленные мачты торговых кораблей всех флагов, ... настоящее и будущее Города читалось на глади залива. Звучала речь на всех европейских языках, достойная молодого Города, Говорили они о мировых политике и торговле, о любви и стихах ... (я был там сегодня и на террасу эту поднялся - там просто теперь подняться, не надо огибать тело дворца, направляясь к ступенькам, решетка ограждения выломана во многих местах, - последние десятилетия там не подметали мусор, все пропахло мочой, спали там два бомжа на газетной подстилке, а третий спал устроившись особо, под парадной лестницей портика, по которой когда-то спускались танцевальные пары; - где же теперь новый Некрасов чтобы порыдать у парадного подъезда, и где смешной маленький Чарли, чтобы посмеяться над бездомным человечком, уснувшим на руках городской святыни?).

Братьев принимали в Городе - Александра I в 1818 году, и Николая I в 1837, в Воронцовском дворце (для Николая был дан роскошный бал в думской зале, в противоположном конце Бульвара.). Несчастной была судьба этих братьев - в попытке одного строить Россию с европейским благородством и конституциями, и в попытке другого, ожегшегося, строить ее в рамках суровости отечественных законов. Строить это дело у нас возможно только с помощью топора, и тогда в благодарной памяти народа останется твое имя навечно, и, если звали тебя Иоанном, Петром, или Иосифом, то кровавого паука-монстра назовут уважительно Грозным. Преобразователя, вывернувшего страну наизнанку и пустившего ее плясать полуевропейским манером - Великим, а "отца народов, друга детей и физкультурников", самого кровавого после Гитлера монстра в истории людей, будут вспоминать с любовью и ностальгией. Но тех, кто положит к ногам этого народа свой воспаленный усердием разум, чистоту намерений и величие души, справедливо поглотит океан бесконечной объемом и протяженностью косной массы, цветом и вязкостью расплавленного асфальта, поглотит, наделив в благодарность издевкой и пренебрежением. Так было всегда, от царя Бориса до царя Павла, и не в царях дело, но так всегда здесь и будет!

На самом обрыве холма стоит, продолжением дворца, выполненная в тосканском ордере легкая дуга колоннады - лучшая обзорная точка Города и самый красивый во всем его силуэте, легко читаемый знак при подходе к Городу с моря. Там два ряда по десять колонн, поставленных на высокий ступенчатый цоколь, и внутренний ряд сжат пружинящей силой, а внешний растянут и так они закреплены навечно. Число этих колонн и их расположение противоречат ордерной системе, но колоннада так красива! Она бесполезна, если потерять, или наоборот, так никогда и не обрести, представление о пользе, о том, в чем мы так нуждаемся.

Когда-то дворец и само поместье Воронцовых были отстранены от Бульвара кованной решеткой и пики ее полукружий вдавались в бульвар и посажены были у входа на высоких пилонах сторожевые каменные львы. Две вмонтированные в решетку тяжелые львиные морды с кольцами в зубах их дополняли в охране и удивленно глядели в пространство Бульвара. Не помогло - решетку сняли, а львов перенесли на задворки, ошельмовав и превратив в декорацию. Сторожевых этих львов сделали развлечением гуляющей публики - у них отбиты хвосты, выломаны челюсти, на них сидя фотографируются туристы и упитанные невесты и все это, - обшарпанные стены дворца, выломанные и пропавшие части решеток, исписанные всякой дрянью колонны, обездоленные львы, - превращает одно из самых красивых мест Города в кладбищенский участок, исполненный невыразимой печали. Это летаргия, сон разума, от которого мы отказались на время, ... а вышло - надолго!